На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

События в мире

48 514 подписчиков

Свежие комментарии

  • Валерий Денисов
    Машинистки устарели - надо оставить только посла и уборщицу.В США истерика: Р...
  • Laralaram
    А что они потеряли на Донбассе? Убийцы, убивают людей с 2014 г., какого им там надо?Солдат ВСУ: Я при...
  • Air
    Надо их всех под ноль выгнать, чтоб даже поганного, жидовского духа не было на Руси! Без них даже легче дышать станет!В США истерика: Р...

«Дети Ворона» — страшная сказка «о проклятом прошлом» Юлии Яковлевой

Хорошо хоть дамочка без фантазии: дети у нее мешки шьют - ладно. Но хоть их самих не расчленяют на котлеты оставшимся на воле семьям. А могла бы. И напечатали бы. И объявили лучшей книгой для подростков.



Это Юлия Яковлева. Она детская писательница. Раньше про балет писала — не пошло. А недавно тему нашла — про детей 1930-х годов. Это зашло хорошо — стало оплачиваться. И премии пошли сразу же. Целая куча. Тут тебе и «Ясная поляна», и… Оценили в общем.

Интервью стала давать, дескать, «совершенно не могу говорить неправду». Только самую чистую правду. Правда, все-таки стыдливо именует свои опусы — романами-сказками. Их уже много. И они все считаются ЛУЧШИМИ книгами для подростков.

А что — дама одухотворенная. Почти из богемы. Трепетная такая. И главное, хорошо знает репрессии 30-х. Правда, сама с 1965 года. Но ведь это ни о чем не говорит, правда? У таких трепетных дам всегда есть третий глаз — сбоку.

А насчет правды — я решил проверить. Даже прочитал роман. С трудом-с. Но осилил.

Сюжет — незатейлив. Страшные времена, ужасные нравы. У пятерых детей Черный Ворон (черный воронок) утаскивает родителей. Как шпионов.

Истинно советские дети грешат на сказочного Ворона. Они ищут родителей, попадают как члены врагов народа в детский дом. Бегут оттуда. В общем, все плохо. Переосмысливают жизнь в результате всех немыслимых страданий. И служат для нынешних подростков символами жертв той страшной эпохи. По замыслу.

Я, конечно, холодел сердцем, обливался слезами и представлял, как будет рыдать моя внучка над этим произведением. «Над вымыслом слезами обольюсь».

Но ведь авторесса говорит правду? Хотя часто петлять начинает как заяц и врет как сивый мерин. Но ведь наши дети так чисты и наивны. А она прям новая Бичер-Стоу, выжимающая из наших грудей слезы.

Герой романа — семилетний Шурка. И его девятилетняя сестренка Танька. Не смотрите на их юный возраст — это жертвы и страдальцы режима.

Он — этот первоклашка, еще не выучивший читать — уже глотнул мук от кровавого тирана Сталина. В детском доме, руководимом жестокой Тумбой, эти несмышленыши:

«После завтрака их отводили в большой зал со стеклянным потолком, откуда лился серый свет. Лошадками стояли швейные машинки.

Машинку Шурка освоил сразу. Нечего там было уметь. Поднял лапку. Вставил два серых квадрата. Прострочил с трех сторон.

Квадраты лежали слева. Направо надо было класть готовые мешки.

Между рядами склоненных над шитьем фигурок прохаживалась Тумба».

 

Какие бедные негритянские дети на хлопковых полях? Вот он — советский строй, делающих детей рабами. А вы там все талдычите про Тимура и его команду, пионерские лагеря, оздоровительные санатории, кружки и т. д.

Мадам авторесса лучше знает. У нее там, в этом «доме призрения», голодные дети едят осклизлую кашу и воруют хлеб друг у друга. И шьют, шьют мешки. Целыми днями.

 

Но давайте по порядку. О правде и вранье.

Сначала писательница объявила, что родители с пятерыми детьми живут в «тесной комнатке».

Поздравляю соврамши, конечно. Потому что потом надо было объяснить, почему родителей сгрябчили, а про детей забыли. Оказывается — две комнаты были. В одной родители спали, в другой пятеро детей.

За что их схватили — как-то не прослеживается, потому что всех хватали и заталкивали в эшелоны, чтобы возить на Колыму. Тренд был такой у Сталина. Чтоб наверняка — вморозить в лед.

Книга так и начинается — Шурка на Московском вокзале такой эшелон видит, а там «глаза, глаза, глаза». Не просто глаза — навалом, а из щелей.

Такой вот щелястый вагон был — теплушка. Как из реек сбитый. Это ж какие сквозняки на ходу-то были? Но мы люди опытные, мы понимаем, что это специально — чтобы поморозить раньше времени этих врагов. Они еще и комочки бумажные сбрасывали, дескать, нас на Колыму везут, передайте родным. Адрес такой — Колыма, значит.

Но не суть — родители бумажку изничтожили. Но их это не спасло. Все равно воронок приехал. Хотя семья приличная была. А остальные семьи — клейма негде ставить. И мещане, и рвачи, и вообще насильники над своими детьми.

«Папа никогда не ругал, не кричал. Тем более не драл, как, например, соседского Вальку драла его мать — худая, вечно усталая и взвинченная женщина в старой кофте: схватит — и ну хлестать кожаным ремнем или полотенцем по чему придется — по спине, ногам, попе».

Да и вообще, атмосферка в городе (Ленинграде) была самая такая… болотная. Нищая. Это уже Шурка сам заметил.

«Внезапно он увидел, что лица у людей радостные, но впрямь худые, усталые, бледные. А одежда старая, унылая».

Это когда он — семилетний — на Папанина бегал смотреть. В давку попал — чуть не задавили.

Но и там нашелся хороший человек — в шляпе, то есть Шляпа. Он ребенку мороженое купил — эскимо. Видит — нищий такой ребенок, усталый — чего не порадовать? Да еще и попенял ему, что на Папанина бегал смотреть, дескать, зачем? Какой он такой-сякой герой?

«Они этого полярника своего спросили, когда с льдины снимали? Может, он и не хотел с нее сниматься. Может, он на нее специально забрался, подальше от всего этого. Может, он мечтал однажды пристать к какой-нибудь маленькой симпатичной стране, где зимой пьют горячий шоколад, едят булочки с изюмом».

Я тут несколько впал в стопор, потому что понял, что моя внучка начала бы меня забрасывать вопросами: а действительно, чего ж так над детьми издеваться, голодом их морить?

Но наверно, сама авторка плохо себе представляла, как мучаются семьи с пятью детьми в тесной комнатке. Я даже удивился. Где вареная картоха на завтрак? С черным хлебом? Где стояния в очередях за мерзлой мойвой?

В общем, наверно, опять соврамши авторка. Чего-то выдумывает.

Тут тебе и ширмы в детской комнате, и скрипка у девочки. Правда, печку топят. Но до скрипки почему-то не дошли.

Но зато с продуктами — прямо беспредел какой-то. Даже читать неудобно.

«На столе уже наверняка стоит завтрак. Оладьи или каша. Или яичница».

Это завтрак.

Обед у нищей обездоленной семьи почему-то тоже неплохой:

«Весь суп мама молчала. Таня и Шурка тоже притихли. Котлету мама съела молча. Налила им чаю, себе — кофе. И тоже без единого слова».

А может, это только мамаша себе позволяла котлеты? А дети голодом маялись?

Но вроде — нет. Тоже себе позволяли. Да еще изыски какие. Это когда забранная вороном мамаша передала кошелечек деткам, дескать, идите к тете.

Они и пошли. Но сначала подкрепиться надо.

«В «Норд» они все-таки зашли. Это было по пути. Выпили горячего шоколада с галуном взбитых сливок, купили лимонад и набор крошечных пирожных-птифуров».

Это в тридцатые-то? Голодная обездоленная семья? В городе, где усталые, нищие люди? Но ведь авторесса никогда не врет.

И зачем же тогда присоединяться к маленькой стране, в которой на завтрак пьют шоколад с булочками?

Вроде их и здесь неплохо кормят-то. С галунами взбитых сливок.

Загадочно все…

Но опять же Шляпа настаивает:

«Ты посмотри на них. Далась им эта Арктика, Северный полюс… – И продолжил неожиданно: – Ни одного румяного лица. Чем гордиться? Что построили какой-то небывалый в мире ледокол? А у самих пальто в заплатах, и из дома ушли без завтрака».

Это вероятно, был местный оппозиционер. Типа Каспарова-Шендеровича. Все никак понять не могут, речи одни и те же. Все им присоседиться надо к булочкам, чтобы разрумяниться. Не ледоколы же строить.

Ну в общем, потом были опять же тяготы. Но семилетний Шурик справился с ними и даже трехлетнего брата Бобку нашел. Но как-то не до конца справился.

Все повисает в неизвестности. Наверно, беспризорниками станут.

Вот такая рвущая душу история.

Зато отмеченная и оплаченная.

Не то что моя книга «СССР — самый счастливый советский ребенок», где не роман-сказка, а фотографии детских садов, санаториев, пионерских лагерей. Где запечатлены румяные лица, загорелые спинки, счастье от полета Папанина, авиакружки и многое другое . И это — после повальной беспризорщины Гражданской войны. Но я же — ретроград. Сочинять не могу, наверно, фантазии не хватает.

И вопрос — ЗАЧЕМ нужны такие чудовищные завиральные опусы?

Надеются, что свидетелей не осталось? Остались. Вот депутат ГД Плетнева Тамара Васильевна — убежденная коммунистка, соратница Зюганова, ребенок репрессированных родителей, которая была и в детском саду, и училась в школе в таком ГУЛАГе. И что удивительно, рассказывает только хорошее: и кормили отлично, и образовывали. Получила высшее образование, дошла до депутатов ГД.

Мало того — убежденная коммунистка. Ну надо же такое? Прям зомби.

А им — славным литераторам — нужны выдумки трепетной дамы с деменцией.

Хорошо хоть дамочка без фантазии: дети у нее мешки шьют — ладно. Но хоть их самих не расчленяют на котлеты оставшимся на воле семьям. А могла бы.

И напечатали бы. И объявили лучшей книгой для подростков. С оговоркой стыдливой — дескать, это сказка. Страшная такая. Как у Перро.

Ингвар Коротков

https://jpgazeta.ru/deti-vorona-strashnaya-skazka-o-proklyat...

Картина дня

наверх